Медиатор лопнул. Наверное, она слишком сильно сжала его, или он был изначально хреновый. Музыка стоп.
А началось всё банальнее некуда. Так, как начинался каждый рассказ, обращенный к ней. "А вот помнишь, вчера..."
Даже если и помнишь, то смутно. Как в тумане. Алкогольной такой дымке, которая заменяет нормальное зрение и нормальное восприятие действительности. Это потом наркоманы бегут за дозой из-за того, что отравленный химией организм требует вливания вещества, ломается и бьется в судорогах, обещая сдохнуть вотпрямщас. Но сначала, первый раз, второй - просто незамутненный кайф, бегство от реальности во всем ее гадстве, во всей ее пошлости и банальности. Но вот что забавно: и после первой, и после десятой - ломки нет. Есть только розовые пони на радуге, какающие бабочками и прочая ересь, проносящаяся под закрытыми веками, пока вальяжно полулежишь на кожаном диванчике с многочисленными следами упавших сигарет.
Под губой еще остались крупинки порошка. Так, немного. Не суть важно. У нее что-то спросили, она что-то ответила, кто-то заржал. Наверное, было сказано что-то смешное, но мысль упорно не формулировалась, перед глазами уже чуток плыло, только сложно сказать, от чего именно. То ли от кокаина, то ли от дешевого херового виски, которым она едино что глотку не полоскала. Нет, ну а че? У Клауса день рождения, Ада подарила ему прикольный шлем, на который тот давно облизывался, а теперь можно даже забыть, по какому поводу все тут собрались. К тому же, именинник вообще уже исчез в неизвестном направлении с крашеной блонди. Только что вот делала эта пригламуренная курочка на готик-пати, голландка не знала и в подробности вдаваться не желала.
Лукас лажал. Слух у Ады был не идеальный, но все равно было слышно. Такое насилие над хрупкой и ранимой душой потомственного рокера, что просто хочется взять и уебать. Бутылкой. Но в этот момент полупустую бутыль сперли из-под носа, разливая содержимое по бокалам.
Ада встала. Ее шатнуло, но удалось выровняться. По пути к сцене встретилось с десяток знакомых из разных компаний, с которыми в свое время неплохо проводила время, с кем-то даже выпила, иначе не пропускали. Но ей было надо. Очень надо. Так, что зудело, а отказывать себе она не привыкла. Хочешь - возьми. Не дают - бери что-нибудь другое, делов-то.
- Дай сюда, - рявкнула девушка на ухо приятелю, вцепившись в гриф гитары. Тот не возражал. Ему давно хотелось выпить, многочисленные стаканы заманчиво мельтешили перед глазами, а песни у вокалиста всё никак не кончались.
С полминуты Ада соображала, с какой стороны вообще струны. Нашла. Это был уже прогресс. Но есть такое понятие, как мышечная память. И как играть - она помнила, отлично помнила, правда, не могла врубиться, что это за мелодия. Скорее, какая-то ядерная смесь из обрывков чужих композиций, наиболее запомнившиеся куски которых выдавало подсознание. Народ чего-то орал, распаляя еще больше. Скучно не было. Казалось, что открылось второе дыхание, и "эта музыка будет вечной". Адочке было хорошо. Так хорошо, что, когда медиатор лопнул, она психанула. Гитару вовремя успели отобрать.
Впрочем, внимание быстро переключилось. Она вообще легко переходила из одного состояния в другое, и теперь внутренний индикатор переместился на деление "с кем бы переспать". Простое такое незамысловатое желание, а у бара как раз скучал, как ей показалось, какой-то парень. Рожа была незнакомая. Приветственно помахав ручкой барменше, чтобы налила, ну, допустим, чего-нибудь, голландка облокотилась на стойку, уставившись на жертву снизу вверх. Объект оказался неожиданно высоким, что, впрочем, для мелкой Гриммер не новость.
- Марс сегодня тааакой низкий, - глубокомысленно выдала, не очень соображая, что несет, впрочем, оценивающе оглядывая человека, с которым предполагала приятно провести время. - А какие резинки Вы предпочитаете в это время суток?